Если удается переубедить ВИЧ-отрицателя, результат получается удивительный

Наталья живет в Екатеринбурге и работает равной консультанткой. Сейчас она в декретном отпуске, ухаживает за совсем еще крошечным малышом. Пока мы разговаривали, он преспокойно лежал в кроватке, изредка напоминая о себе. 

Если вы не догадались, Наталья и Артём Сафронов, чью историю мы публиковали на прошлой неделе – супруги. Их совместному сыночку три месяца.

Равным консультированием Наталья занимается с 2013 года. Несмотря на декретный отпуск, она продолжает работать онлайн - через группы в мессенджерах и соцсетях. Как говорит Наталья, плюс карантина в том, что он наладил удаленную работу.

Наталья, как вы узнали про «Новую Жизнь»?

Через Сашу Чебина. Благодаря ему я стала заниматься консультированием в 2013 году. А когда в 2015-м я снова попала в заключение, мы продолжали поддерживать связь. Он передавал мне подарки через родных.

Потом у «Новой Жизни» появился проект по работе в местах лишения свободы. И они помогли мне получить условно-досрочное освобождение: подготовили все справки для суда, трудоустроили, обеспечили психологическое и медицинское сопровождение.

В день моего освобождения позвонил Саша и сказал, чтобы на утро я пришла на форум социальных работников. Я пришла и сразу влилась в работу.

А как вы познакомились с Сашей?

Мы встретились в СПИД-центре. Он работал консультантом, а я ходила сдавать анализы. Он предложил мне поволонтерить, и я согласилась. Мне очень нравилось этим заниматься, потому что по натуре я очень активная.  В тот год от администрации района я и еще один волонтер получили благодарности за лучшую волонтерскую деятельность.

Что хорошего вам дает работа равной консультанткой?

Как многие говорят, моральную отдачу и удовлетворенность. Особенно, когда лечение начинают принимать те люди, которые больше всего упирались. Для меня главное — это осознание, что мы помогли, люди живы, получают лечение и еще помогают другим.

С какими запросами обращаются люди?

В последнее время чаще всего просят помощи, чтобы записаться на прием в СПИД-центр. (Улыбается). Также обращаются по поводу АРВТ, когда не подходит препарат. Я им объясняю, что об этом нужно говорить врачу. Три зафиксированные жалобы в карточке дают право на комиссию по замене схемы. Такие вещи многие не знают. В последнее время еще стали обращаться с вопросами по беременности. Сейчас я сопровождают двоих девушек в положении.

А есть истории, которые вам запомнились больше всего?

Сейчас в фонде работает молодой парень, в организацию его привела девушка. Он был категорически против лечения, говорил: «Зачем мне это нужно? Я спортсмен, я здоров». Я с ним встречалась и разговаривала много раз. В итоге он начал принимать терапию и сейчас сам помогает людям.

Еще один случай был с родственником моей подруги. Он наотрез отказывался от лечения, активно употреблял наркотики. При этом со здоровьем у него были очень серьезные проблемы. Я с ним поговорила. Через неделю он начал принимать АРВТ, прошел реабилитацию, и сейчас у него всё хорошо.

Случалось ли вам сталкиваться с дискриминацией?

Можно сказать, что за все эти годы я не сталкивалась с проявлениями дискриминации. Только, когда приехала в сентябре прошлого года в роддом, меня поместили в отдельную палату. Но я не возмущалась. Одной мне было удобнее: в любое время поговорить по телефону, выпить чаю, не смотря ни на кого.

Испытываете ли вы трудности в работе?

Больше сложностей возникает на системном уровне. В Екатеринбурге живет много людей из других регионов. Они хотят лечиться, но не могут из-за документов. То регистрация нужна, то справка. Я считаю, что такие вещи не должны касаться темы ВИЧ, если мы хотим остановить эпидемию. Мы находим потеряшек, но не можем сразу поставить их на учет из-за проблем с документами. Они бы не стали потеряшками, будь у них все хорошо. Выходит, замкнутый круг.

Вы говорите, что для принятия статуса «достаточно поговорить». Расскажите, как вы приняли новость о своем диагнозе, и была ли у вас возможность с кем-то об этом поговорить?

В 2001 году я жила с человеком, у которого был ВИЧ. Я об этом знала, мы вместе употребляли наркотики. Попав в заключение на свой первый срок, я сама просила, чтобы мне провели тестирование. Я была готова к тому, что результат будет положительный. Анализы взяли, но про результат так и не сообщили.

В 2008 году я попала на второй срок, где мне сообщили о диагнозе. Тогда я вообще не была готова к этой новости. Для меня мир рухнул: боялась, что заражу ребенка, чувствовала себя прокаженной. Другие девушки, живущие с ВИЧ, успокоили меня и рассказали про терапию. Я изучила все брошюры о ВИЧ из медсанчасти. Самое важное, что я для себя поняла, что ВИЧ не передается в быту.

В 2008-2009 году в колонии умирало много людей, терапии массовой не было. Единицы начинали её пить, но всё равно умирали: кто от менингита, кто от рака кожи – насмотрелись мы тогда ужаса. Я просто стала разговаривать о ВИЧ с людьми. Мы друг друга бодрили: договаривались, что будем заниматься по утрам зарядкой, обязательно выживем и дождемся лечения. Вот такое было равное консультирование. (Смеется).

Зато в 2015 я поехала в колонию уже полноценным консультантом. При поддержке Саши Чебина и «Новой Жизни» нам удавалось решать вопросы с назначением и заменой АРВТ в течение недели. Обычно в колонии такие вещи по полгода тянутся.

Когда вы начали принимать терапию?

В 2015 году, когда сорвалась и снова оказалась в заключении. Я была в очень плохом состоянии. Если бы не заключение, наверное, так и закололась бы на смерть. Мне назначили Калетру, которую я принимала до 2019 года, а потом перешла на Тивикай.

Почему раньше не начали?

Тогда ведь лечение назначали не сразу, как сейчас, а ждали, когда клеток CD4 будет меньше 350. У меня их было 600. Но я была готова начать лечение, как только мои показатели подойдут к нужному уровню.

Наталья, вам доводилось встречаться с отрицателями?

Да, и они меня очень раздражают. Потому что человек «утягивает» за собой еще кучу людей. Но самое вкусное в работе с ними - когда они соглашаются лечиться, и то, что потом из них получается.

Наталья, расскажите, как в вашей жизни появились наркотики?

Шел 1998 год, моему первому ребенку было 9 месяцев, а на дворе рассвет героиновых «вкусняшек». Тогда в каждом подъезде, дворе были молодые люди, у которых можно было купить.

У меня была подруга, она жила с парнем, родила месяца на два раньше меня. Я одна растила ребенка и жутко уставала. Однажды мы вместе гуляли с детьми, и она рассказала, про такую «штуку», от которой появляется много сил. Понюхали раз, потом второй, третий. Через полтора месяца я уже была на системе. Подруга в конце концов бросила употреблять, а я нет. Сама не поняла, как туда влезла. Если бы я знала что-то о наркотиках, то точно не стала бы и пробовать.

Какие у вас сейчас отношения с родными?

Очень хорошие – родители хвалят меня, не нарадуются. У меня прекрасная семья, муж, и просто золотая свекровь.

Удается ли вам совмещать заботу о ребенке с работой?

Да, потому что большая часть консультации проходит онлайн, либо телефону. И ребенок очень спокойный.

Наталья, то, что вы с мужем работаете вместе, помогает, мешает или никак не влияет на супружество?

Очень помогает. Между нами много общего. Всегда есть о чем поговорить, где-то поддержать советом. Не знаю, как сложились бы наши отношения, если бы у нас этого не было. 

Достижения, которыми вы гордитесь?

Это моя жизнь, которую я кардинально изменила. Улыбки родителей и восстановленные отношения со старшим сыном. Еще одна гордость, это мои друзья – настоящие, искренние и бескорыстные.

Поделитесь планами?

Я бы очень хотела работать с партнерами людей, которым диагностировали ВИЧ. Естественно, делать это надо очень тактично с соблюдением мер конфиденциальности. Мне эта идея очень интересна, надеюсь, когда сыночек подрастет до детского сада, смогу этим заняться.  

В личной жизни – хочу еще доченьку. Уже предупредила мужа, чтобы готовился. (Смеется).