Одна з головних задач Life4me+ – попередження нових випадків зараження ВІЛ-інфекцією та іншими ІПСШ, гепатитом С і туберкульозом.

Додаток дозволяє встановити анонімний зв'язок між лікарями та ВІЛ-позитивними людьми, дає можливість організувати своєчасний прийом ліків, отримувати замасковані нагадування про них.

Назад
14 серпня 2021, 08:00
2000

У нас бывали ситуации, когда полицейские приходили на места встречи геев и шантажировали их

У нас бывали ситуации, когда полицейские приходили на места встречи геев и шантажировали их - зображення 1

Республика Молдова медленно, но верно превращается в толерантное государство, в котором рады всем. Настолько медленно, что в этом году постсоветская республика заняла аж 36 место из 49 в рейтинге толерантного отношения к ЛГБТ-сообществу по мнению ILGA-Europe. О том, каково жить и работать в стране, где «традиционная семья» - превыше всего, Life4me+ рассказала Анастасия Данилова, исполнительная директорка единственной в стране общественной организации, которая защищает права ЛГБТ-людей «GENDERDOC-M». Получилось откровенно. И поучительно.

Анастасия, вы как-то сказали в одном из своих интервью, что радуетесь, когда представители ЛГБТ-сообщества находят в себе смелость обратиться в полицию и даже в суд за тем, чтобы защитить свои права. Почему?

Это довольно глубокая проблема. ЛГБТ-люди часто сталкиваются с ситуациями, когда им следует обратиться в полицию, подать жалобу или написать заявление, но они этого не делают из-за большого количества причин. Первая и одна из главных – это страх перед работниками правоохранительных органов, который в той или иной степени есть у всех граждан. Часто человек обращается в полицию, как в последнюю инстанцию в надежде, что его поддержат и ему помогут. А вместо этого он сталкивается с издевательством, унижением, пренебрежением и полным обесцениванием ситуации. К сожалению, и я надеюсь, что это останется в прошлом, — у нас бывали ситуации, когда полицейские приходили на места встречи геев и шантажировали их. То есть люди в форме осознанно приходили туда, просили у людей документы, якобы для проверки и после этого начинали шантажировать примерно следующим образом: «Если ты не дашь нам определенную сумму денег, тогда о твоей сексуальной ориентации узнают твои родственники, родные и коллеги на работе». У нас был чудовищный случай, когда после такой встречи мальчик покончил с собой из-за панического ужаса, что его семья может узнать о его сексуальной ориентации. И здесь возникает уже новая проблема – это страх ЛГБТ-людей  перед обществом, страх быть отвергнутым своими семьями. Этот страх делает их очень уязвимыми. Именно поэтому каждый раз, когда находятся смелые ЛГБТ-люди, которые пишут заявление в полицию или пишут заявление на самих полицейских, я очень рада этому. Таким образом меняется ситуация в целом, и это влияет на положение других ЛГБТ-людей. Потому что те, кто сталкивается с насилием или нарушениями прав, уже знают, что есть прецеденты, когда человеку помогали, решила его ситуацию, возмещали ущерб и т.д.

Допустим, я понимаю, откуда этот страх раскрытия своей сексуальной ориентации, если речь о жителях мусульманских стран. Но мы живем в стране, которая без пяти минут в Евросоюзе. Почему так происходит у нас?

Проблема в том, что этой темой очень сильно манипулируют в обществе. Некоторые политические силы выбрали ЛГБТ в качестве основного врага нации, чтобы самих себя выставить героями, которые борются с этим «змеем». А поскольку у нас политики – это чаще всего лидеры мнений, у обычного населения формируется та картина, которую они транслируют. Это самая обыкновенная манипуляция, использование стереотипов и предрассудков, которых полно в нашем обществе и не только в отношении ЛГБТ-людей, но и в принципе всего того, что не похоже на нас.

Самый лучший антидот в таком случае – это толерантность. Мне кажется, ее можно воспитывать с детства. На ваш взгляд, когда и в каком возрасте можно говорить с детьми на тему ЛГБТ и как правильно это делать?

Детям очень понятен язык любви. Это то, как можно легко и просто объяснить ребенку про то, что люди вокруг разные и по-разному любят. Вот, например, мама любит папу, папа любит маму, и они вдвоем любят своего ребенка. А есть другие семьи, в которых две мамы, они тоже любят друг друга и тоже любят своего ребенка. Конечно же, все зависит от возраста. Я сейчас говорю о возрасте 5-7 лет. С детьми нужно говорить на том языке, который им понятен, в зависимости от его возраста. Многие, разумеется, спекулируют на эту тему – мол, как же дети поймут, как отнесутся. На самом деле дети гораздо проще относятся ко всему иному, чем взрослые.

Потому что у них нет своего опыта.

Да, конечно. Все эти рамки и ограничения, которые появляются у детей в голове, — они исходят от взрослых и пока у ребенка нет четкого определения того, что вот так можно, а так нельзя, — он не будет придавать этому какое-то особенное значение. А вот когда ребенок откуда-то знает, что это что-то плохое, что это что-то, о чем не говорят, чего взрослые стесняются, что-то, о чем взрослые боятся с ним поговорить, — тогда у ребенка формируется нездоровое отношение и может даже нездоровый интерес к теме ЛГБТ. Чем раньше родители будут говорить с ребенком о том, что мир разный и в нем живут разные люди и каждый человек достоин уважения, — тем проще ему будет во взрослой жизни.

Еще кое-что из ваших интервью. Вы часто говорите фразу «У нас в Молдове», но ведь это ваша не родная страна. Так?

Да, это так. Я переехала сюда из Чувашии.

Зачем? Многие молдаване мечтают отсюда уехать, вы же сделали наоборот.

Я часто повторяю «У нас в Молдове», потому что я живу в Молдове с 2004 года. Это уже 17 лет. Больше половины своей осознанной жизни я прожила именно здесь. При этом я по-прежнему являюсь гражданкой Российской Федерации. В Молдову я переехала из-за женщины, которую полюбила. Мы были вместе долгое время, затем мы разошлись. Но благодаря этим отношениям я начала заниматься ЛГБТ-активизмом. Моя история в качестве активистки началась в тот момент, когда я обратилась в организацию, в которой сегодня являюсь директоркой. А случилось это из-за того, что я столкнулась с дискриминацией, с полицейским произволом в том числе.

Ничего себе!

Да. Когда все закончилось, я поняла, что хочу, чтобы мой опыт помог другим людям никогда через такое не проходить. И я осталась в организации волонтеркой, затем я стала координаторкой программы женского активизма, а с 2010 года, то есть последние 11 лет, я являюсь исполнительной директоркой единственной в стране организации, которая защищает права ЛГБТ-людей.

С годами у вас выработался иммунитет к проявлениям дискриминации?

Такие проявления дискриминации, с которыми я столкнулась в далеком 2004-2005 году, — я больше не встречала никогда. Тогда я нашла в себе смелость и обратилась в организацию, получила юридическую помощь, написала заявление в полицию. Тех полицейских, которые осуществили произвол в отношении меня, — наказали.

Но конечно я по сей день могу столкнуться с вербальной агрессией. Из-за того, что я не просто лесбиянка, а еще и гражданская активистка, — я могу сталкиваться с булингом, например, в социальных сетях. С одной стороны это вещи, к которым вырабатывается иммунитет, и к которым привыкаешь. И это плохо. Потому что у тебя снижается порог чувствительности. Но меня до сих пор задевает, когда дискриминация касается ЛГБТ-сообщества в целом. А это происходит постоянно, к сожалению. Иногда, кажется, что все, что ты делаешь – не имеет никакого смысла. Хотя, конечно же, имеет. Тот путь, который мы уже прошли – он огромный, но и говорить о том, что все проблемы решены – преждевременно. У нас до сих пор совершают преступления на почве ненависти. На людей до сих пор могут напасть и избить их только за то, что они не гетеросексуальные, и это мне кажется дикостью. И еще мне кажется дикостью то, что у нас до сих пор нет законодательства, которое бы защищало людей от преступлений на почве ненависти. Нам еще многое предстоит сделать, чтобы улучшить жизнь людей. С другой стороны все, что мы уже сделали – это огромные изменения.

Одно из ваших достижений – это Прайд-марш, который вы проводите каждую весну, начиная с 2013 года. Не каждая постсоветская страна может похвастаться подобным мероприятием. Тем не менее, не все понимают его значение. Для многих Прайд – это про то, кто с кем спит. Это так?

Абсолютно нет! Мне странно, когда люди так об этом думают. Мы же не говорим о том, что свадьба – это парад гетеросексуалов, которые демонстрируют свои сексуальные отношения. Нам это кажется дикостью. Люди должны догадываться, что у ЛГБТ-людей, живущих в обществе, — есть какие-то ежедневные заботы. И нам точно также надо каждый день готовить еду, гулять с собакой, работать, платить за счета и так далее. У нас хватает забот, так же, как и у любого другого человека, помимо того, чтобы думать только о сексе. ЛГБТ–марши совершенно не об этом. Они о том, что нас пытаются стереть, как будто нас не существует, и наших проблем тоже. А мы выходим на Прайд и говорим: «Подождите, мы есть, мы живем здесь, мы так же, как и вы, платим налоги и влияем на развитие этой страны. Мы люди совершенно разных профессий, и мы достойны того, чтобы обладать равными правами, наравне со всеми остальными людьми». При этом мы же не просим к себе какого-то особенно отношения. Мы говорим лишь о том, что на всех прочих равных условиях, почему бы нам не обладать равными правами? ЛГБТ-марши только об этом. И они очень важны не только для общества, но и для сообщества, для тех, кто боится быть открытым, для тех, кто считает, что он обречен на какую-то несчастную жизнь. Что он всегда будет одинок и никогда в жизни не сможет быть счастливым.

Прайд – это возможность сказать таким людям: «Вот посмотрите, есть другие ЛГБТ-люди, которые смогли построить свою жизнь вопреки всему, у них есть семья, они счастливы и проживают свою жизнь так, как они хотят. И у тебя тоже это получится».

Вы одна из немногих в нашей стране, кто открыто говорит о своей сексуальной ориентации. Когда у вас случился каминг-аут, и почему это важно для вас?

Какминг-аут – это процесс, который невозможно пройти один раз. ЛГБТ-люди на протяжении всей своей жизни постоянно делают каминг-ауты. Потому что общество, в котором мы рождаемся, заведомо рассматривает всех людей в качестве гетеросексуалов. Люди, которые видят меня впервые, как правило, сначала воспринимают меня как гетеросексуальную женщину. И в некоторых ситуациях, когда я считаю это необходимым и когда это важно для моего комфорта, я делаю каминг-аут.

Как это происходит?

Зависит от ситуации. Например, в компании человек говорит: «Какое красивое на тебе платье!», на что я отвечаю: «Спасибо большое, это моя девушка подарила мне его на новый год». Это естественно для меня сейчас, но я очень долго к этому шла. Такая реакция возможна только тогда, когда ты полностью принимаешь себя. Любой процесс каминг-аута начинается с осознания того, кто ты есть, что будет дальше с твоей жизнью и чего ты хочешь от нее. Как правило, люди делают каминг-аут сначала перед своим близким окружением, и не всегда это родители. Потому что мы все боимся того, что наши родители будут нами недовольны, разочаруются в нас и так далее. Поэтому ЛГБТ-люди, как правило, совершают свой первый каминг-аут перед теми, кто их поймет и поддержит. И уже после этой первой поддержки не так страшно говорить с родителями. Дальше уже в зависимости от того, в каких жизненных условиях человек находится, он выбирает – говорить об этом всем остальным или нет. Я совершила каминг-аут перед родителями в 20 лет, что довольно поздно. Мне кажется, что сегодняшнему поколению ЛГБТ-людей в этом отношении значительно проще, потому что у них есть доступ к информации. И меня радует тот факт, что нынешние ЛГБТ-люди все раньше и раньше делают каминг-ауты, например в 16, или даже в 14 лет. И это гораздо лучше для них, потому что они гораздо быстрее понимают, что с ними происходит, и принимают себя. У моего поколения были большие проблемы именно с принятием себя.

А сколько вам сейчас?

38.

Вы помните первое, что сказали родители, когда вы совершили каминг-аут?

Я не помню первую фразу. Но помню, что на то, чтобы принять ситуацию потребовалось время, родители прошли все стадии принятия. Первая стадия – это, как правило, шок. Потом приходит отрицание: «Нет, этого не может быть. Мы же знаем тебя, ты наша хорошая любимая доченька. Девочка-отличница, на которую столько много надежд. Как так?». Потом начинается какое-то самобичевание, чувство вины, из разряда «Что мы сделали не так?» или обвинения «Что ты сделала не так?». И только потом спустя какое-то время размышлений и торга, наступает принятие. Мне кажется, что все люди это проходят в той или иной степени. Мне повезло, потому что мои родители довольно быстро приняли меня и мой выбор. Во многом благодаря тому, что они увидели мою семью и поняли, что она совершенно не отличается от той, которая в их понимании является типичной семьей. И что наши отношения, точно также как и их, строятся на любви и уважении и что я счастлива и что мне хорошо.

И это самое главное!

Автор: Elena Derjanschi

Поділитися в соцмережах