Коллаж: "ВИЧ-инфекция дала мне шанс", - Полина Родимкина

ЧАСТЬ II. ПРО СЧАСТЬЕ и ПРИЗВАНИЕ

Мы с 4 каналом делали документальный фильм о том, как удалось вырваться из плена употребления. Мне кажется это архиважным, особенно для женщин. Считается же, что женщине бросить сложнее. Все пошло и поехало: радио, пресса и ТВ. Это моя детская мечта. Помню, что полола грядки в огороде или мыла полы и представляла, как даю интервью. И вот, вуаля! Уже десять лет я даю разные интервью.

Мечты сбываются

Да, точно. Если у Петра I это было окно в Европу, то для меня таким окном в жизнь стала ВИЧ-инфекция. Она настолько изменила меня в лучшую сторону, что я даже не представляла, какой я человек изнутри. Конечно у меня был какой-то образ перед глазами, навязанный социумом. И если бы не ВИЧ, то я бы не рискнула глянуть на себя под призмой собственного ощущения и понимания, а не чужими глазами.

Вот Вы часто работаете с молодежью, насколько она сейчас осведомлена в вопросах профилактики? Говорите ли Вы с ними о презервативах? И как на это реагирует администрация этих учреждений?

Мне здорово повезло. У меня дома, да простит меня Кира [дочка Полины], тренажер. У нас с ней очень хорошие отношения, и мы разговариваем обо всем. Мы воцерковленные люди, при этом у меня всегда было понимание не лепить из ребенка то, что хочется мне. Я за то, чтобы мой ребенок был самим собой. И я допускала, что она знает и понимает какую-то информацию. Как-то у нас возник разговор про секс, ей тогда было 12 лет. Я спросила, знает ли она что это. А она ответила «давно уже». У меня внутри екнуло, но вида я не подала. Только спросила, с какого возраста, а она мне – с 7 лет. И я задумалась, а что, собственно, удивительного. Вот тебе интернет и вся информация. Мы говорим с ней открыто про секс и презервативы, про поцелуи, алкоголь и наркотики. Вывод - если про это не будем говорить мы с детьми, никто другой с нашими детьми об этом не поговорит.

Когда прихожу в студенческий коллектив, я спрашиваю - есть темы, о которых говорить нельзя. Можно ли говорить слова «наркотик», «шприц», «презерватив» и т.д. Как правило, педагогический состав сейчас говорит: «Пожалуйста, поговорите как можно подробнее». Конкретно сегодня мы были в училище и говорили об использовании презервативов. Как бы смешно это не звучало, ВИЧ – это болезнь неверности. И прежде всего, неверности самому себе. Если не можете жить без секса, используйте презервативы. Это, прежде всего, самоуважение. Я рассказываю, что наркотик или алкоголь - это не панацея. И это мой собственный опыт. Будучи ребенком я это попробовала, потом этим себя убивала много лет, но это не сделало меня счастливой и не сделало меня крутой. Это еще больше меня унизило. Я говорю, исходя из своего опыта.

С дочерью тоже - у нас нет каких-то закрытых тем. Мы живем вдвоем, и это мой осознанный выбор. Все происходит при ней, она много слышала консультаций по телефону. Уже не первое интервью я даю вот так по скайпу, когда она дома. В этом смысле, я считаю, она очень защищена. Она говорила своему классному руководителю: «Пригласите мою маму, она проведет вам профилактику». Но пока не позвали.

В Екатеринбурге много отличных проектов, организаций, но число неуклонно растет. Как Вы считаете, где нужно подтянуть?

Я считаю, что вся наша профилактика сосредоточена на том, что это может случиться с кем-то, но не со мной. По принципу «меня это не коснется». Вот это русское народное «авось» - работает безотказно. Это была моя установка. Когда мне было 16 лет, и к нам в колледж пришли и рассказывали, что есть какой-то ВИЧ. Я помню, что говорила: «Это что-то заморское, из кино. Кого-кого, а меня это точно не коснется». А через 6 лет…

И это сохраняется по сей день, особенно в отношении людей моего возраста. Тридцатилетние все равно уже другие люди. А тем, кому сорок и больше, их не переубедить, не достучаться. А выявляем то мы сейчас именно их. Молодежь, студенты очень активные, для них проводится много крутых мероприятий. А если мы с вами возьмем тех же педагогов. Один из последних тренингов, где я принимала участие, для персонала детского дома, которые работают с положительными детьми. Они говорят про малышей [позитивных] – "эти дети". Представляете, какой барьер неприятия. И разве эта тетенька когда-то вообще примерит, что ВИЧ может случиться с ней, предположим, через ее мужа. Никогда.

Полина, а как быть тогда? Можно ли изменить эту ситуацию?

Да, надо говорить, говорить, говорить. Кто-то да услышит. А кому-то надо это испытать. Как было со мной. Нужно бесконечно повторять.

Вы в начале беседы упомянули, что служите в храме. Расскажите немного об этой стороне своей жизни. Как часто вы бываете в храме?

Бываю еженедельно. Прошлую неделю всю провела в храме, по своим внутренним позывам. А вообще, с самого детства люблю храмы. Мой папа - кубанский казак, и был всегда верующим человеком. А со стороны мамы семья была антирелигиозная. В свое время они претерпели раскулачивание, и поэтому жили так, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Бабушка с дедушкой жили на Кубани. У них в хате был красный угол, где стояла намоленная икона, всегда была лампадка, они знали молитвы, они крестились. Помню, когда мне было 14 лет, мы поехали в Санкт-Петербург. Все ходили в Кунсткамеру, а я оббежала все храмы. Но я не могла пойти в храм, потому что чувствовала себя очень «грязной», плюс, я не была крещенной.

Когда мне было 32 года, мое лицо уже было открыто. Я с ребенком приняла православное крещение. У меня не возникало вопроса про выбор конфессии, потому что мы кубанские казачки. Когда я переехала в Екатеринбург, стала ходить в этот храм - он находится рядом с центром СПИД. Эмоционально было тяжело на новом месте. Заходила посидеть 5-10 минут, и становилось легче. Потом как-то попросилась там помыть полы, потому что были финансовые затруднения. У меня поинтересовались, кем я работаю. Тогда я работала в государственной реабилитации. Через некоторое время ко мне подошел настоятель, у которого я и просила работу, и спросил, нет ли у меня знакомого психолога для работы в уголовно-исполнительной инспекции, которую он окрамляет. Я спросила, что нужно делать. И вот уже шесть лет я хожу в эту уголовно-исполнительную инспекцию.

А потом у добровольцев церкви ушел руководитель, и среди прихожан искали желающих, я подняла руку. Как-то старалась этими добровольцами руководить. Потом меня пригласили в епархию и сказали, что было принято решение в каждом приходе иметь социального работника. И вот я стала им. И по сей день я также занимаюсь делами милосердия. Добровольцы мои ухаживают за одинокими стариками. Так как храм больничный, часть ходит в отделение – поговорить, помолиться. Кто-то за хлебом ходит, кто-то полы моет, кто-то бабушек ходит купать. Деятельность скромная, но она есть.

Для меня суббота и воскресенье – это самые важные дни. Кира ходит по воскресенья. Она в этом году закончит первую ступень воскресной школы. А я каждое воскресенье хожу на службу, по субботам обычно в храме бывают какие-то дела. С церковью мы связаны очень плотно. Я вообще люблю прийти в будний день, когда нет толкотни, послушать, как поет хор. Меня это очень умиротворяет и наполняет. Иногда у меня вообще есть протест, и я не могу заставить себя пойти. Всякое бывает. Естественно, на базе храма мы проводили группу для созависимых. Служим молебны. Если есть индивидуальные консультации, то я приглашаю людей в храм. Стараюсь вести какую-то деятельность. Но пока мы сдвинем истинную позицию Русской Православной Церкви к таким, как мы…

Я, наверное, одна из первооткрывателей, кто заговорил в церкви о том, что у меня ВИЧ, что я алкоголичка, наркоманка и готова делиться тем, как с этим справляться. В Екатеринбурге таких нет, в Челябинске, на Ямале тоже не встречала.

Полина, а почему Вы переехали в Челябинск, потом в Екатеринбург?

Нет, Челябинск – это моя родина, где я родилась и прожила до 31 года, а потом переехала в Екатеринбург. В 2010 году был первый раунд, когда Глобальный фонд уходил из России, и встал вопрос, что делать дальше. В Челябинском центре СПИД не было возможности платить деньги, а надо жить. Но я знала, что в Екатеринбурге серьезный сильный СПИД-центр. Естественно, никто меня здесь не ждал. У меня было несколько рекомендательных писем, огромное желание работать и благословение священника. Вот так приехала, зацепилась, и в феврале будет уже 8 лет, как я здесь. Считаю Екатеринбург городом моего становления, успеха, счастья и любви.

А есть у вас какие-то любимые занятия, увлечения?

Я очень любила читать, а сейчас это не очень получается. Это как раз тот навык, который я, наверное, пропила, и он не возвращается. Иногда я могу порисовать, иногда нравится попеть. Одеваю наушники, иду в парк, хожу, пою себе под нос. Меня это здорово наполняет. Очень люблю театр, стараюсь туда ходить. Люблю путешествовать. Очень люблю паломнические поездки, можно сказать, это мое хобби. Ну а летом, конечно, всегда хочется на море.

А чем Вы больше всего гордитесь?

Собой. Что я научилась любить, и для меня это не пустой звук. Сейчас я решаю другую проблему, как уметь быть любимой. (Смеемся). Я горжусь своей дочкой. Она у меня красотка и умница. Я очень благодарна Богу за возможность стать ей мамой, по-настоящему, от сердца. Очень уважаю себя за то, что я справилась с обидой на своих родителей. Очень чту память своего отца. И бесконечно благодарна родителям за то, что дали мне так низко пасть и верили в меня. Уважаю себя за то, что научилась отделять «зерна от плевел», несмотря на то, сколько сейчас негатива вокруг церкви. Для меня стали важны такие вещи как милосердие, сострадание, сочувствие, прощение, благодарность. Мне кажется, без этого человек не может быть счастливым. Я обожаю себя за то, что мне хватило мудрости пойти за своим сердцем и стать счастливой. Это не значит, что я не грущу, не плачу и не обижаюсь - у меня все бывает. Но я благодарна тому, что ВИЧ-инфекция дала мне шанс все это познать, применять и раздавать. Больше всего уважаю себя за то, что научилась искренне раскаиваться и просить прощения. И все чаще я говорю, что стала человеком с большой буквы «Ч».

Ваше напутствие нашей аудитории

Любите друг друга, потому что миром правит любовь. Самое страшное то, что мы друг друга дискриминируем: человек на человека, брат на брата. Так, может, у нас больше всего выявленных случаев, чтобы мы стали добрее. И стали друг к друг относиться хотя бы с небольшим уважением. Мы не будем унижать друг друга, если станем задумываться о том, как любить другого. А для этого надо полюбить себя. Любите себя!