«Коллаж»: Святослав Шеремет, Украина (часть 1)
«Я не знаю, как себя вам представить. Я — Святослав Шеремет. Многим просто достаточно услышать мою фамилию, чтоб понимать, о ком речь. А для того, кто обо мне не знает, наверное, мало что скажет, что я — один из национальных экспертов по теме СОГИ/МСМ (сексуальной ориентации и гендерной идентичности, мужчин, практикующих секс с мужчинами) и ЛГБТ и прав человека, многолетний эксперт/консультант системы ООН и прочая, и прочая».
Недавно ты ушел из ЛГБТ-активизма. Спустя, я так понимаю, 10 лет. О чем ты думал перед тем, как это сделать?
— Больше, чем 10. Я думал о естественной эволюции «сочувствующий — активист — профессионал». Уже давно темой ЛГБТ и эпидемического благополучия среди МСМ я занимаюсь профессионально. Зачем делать вид, что я работаю за спасибо или что тружусь на энтузиазме? Это время давно прошло. И я не хочу, чтоб интервью выглядело обсасыванием личной истории. Поэтому буду говорить вещи, которые смогут применить к своей ситуации многие из нас, а личную историю оставлю, в основном, «за бортом».
Итак, если я вовлечён профессионально в какие-либо процессы, то не только потому, что в чём-то разбираюсь. А еще и потому, что конкретная тема находит во мне глубокий отклик. Я не занимаюсь вопросами профилактики «вертикальной» передачи ВИЧ (от матери к ребенку), потому что она для меня лично не актуальна. А тема правозащитная и тема ВИЧ среди МСМ носит глубоко личный характер. Потому что целым рядом прав и свобод обделен лично я и мой муж и потому что мы, будучи геями, существуем в сообществе, где позитивен каждый десятый, если не каждый пятый. Короче говоря, когда ты, читающий, будешь на распутье, какую бы выбрать в жизни стезю, выбирай такую, которая глубоко родственна твоему нутру. Тогда в тебя и тебе будут верить.
Ну и, про свое свободное время я должен подумать. Я уже забыл, когда последний раз с мужем по городу гулял. На День Киева в мае, кажется. А сейчас сентябрь. Активизм прекрасен, когда он дозирован. Как и спорт. От активизма легко зафанатеть. И легко пристраститься. Помнишь индусскую богиню Кали с двумя десятками рук? Я себе ее как раз и напоминаю. Так нельзя. Надо оставаться человеком с парой рук, парой ног и хотя бы иногда свободной от работы и активизма головой. Еще и книжку хочется почитать. Кстати, читаю сейчас параллельно «Историю Афганистана» и подростковый роман «Рыцарь Семи Королевств» Джорджа Мартина.
Активизм возможен в одной из двух форм. Либо он — как трамплин к профессиональным трудам на той же ниве, либо — форма досуга. Так вот, я отказался от активизма именно как от формы досуга.
Как думаешь, молодые активисты сами справляются?
— Парадигма общественно-политических процессов за последние 15 лет сильно поменялась, и если я к новым веяниям приспосабливаюсь, то молодые изначально в этой парадигме начали активничать, поэтому у свежего поколения априори другие подходы, не обременённые знанием о более ранних тенденциях, которые уже не работают. Поэтому вместо того, чтобы вмешиваться в их работу с умными советами, я предпочитаю смотреть, какие пути они выбирают самостоятельно, даже если категорически с их выбором не согласен. А практика показывает, что в своих оценках насчёт того, как лучше, а как хуже, часто ошибаюсь я, а не они. Поэтому — да: молодежь — это ключевое слово. Хотя нет. «Молодежь», если верить градации ВОЗ, — это я. А те, кого мы только что называли «молодыми», — это, строго говоря, не молодежь, а юношество (люди до 24 лет).
За годы активизма ты много где успел поработать: в основном это ЛГБТ-организации, но, например, Программа развития ООН заметно выделяется. Ты там работал пару лет, ушел, а в этом году вернулся. Расскажи об этом.
— Упс. Ты изучил мои личные данные по профилю на Фейсбуке? 😉 Мне в каком-то смысле очень повезло, потому что «работа» для меня перестала быть местом, а превратилась в функцию еще в начале нулевых годов. То есть я никогда не ездил ежедневно в ООН-овские офисы и не просиживал там с утра до вечера. Да, мы (под «мы» я имею в виду украинское ЛГБТ-движение) начали тесно сотрудничать с агентствами ООН лет 10 назад, и за это время совместными усилиями (ООН-овские средства + наша экспертиза и выход на целевую группу) удалось проделать массу интересной работы. Например, мы подготовили серию инструктажей по взаимодействию с ЛГБТ для украинских профессиональных групп (правоохранителей, судей, журналистов и других); исследовали, какие и в каких формах нарушаются права и свободы человека для ЛГБТ в нашей стране (это конвертировалось в дальнейшие поправки к законодательству и серию просветительских тренингов); глубоко вникли в тему проблем с трудоустройством ЛГБТ и дискриминацией наших сообществ в сфере трудовых отношений (итог — запрет этой самой дискриминации в трудовом кодексе и широкая общественная дискуссия насчет прав человека для ЛГБТ); оценили, насколько потребности МСМ учитываются в местных программах ответных мер на распространение ВИЧ (результат — вовлечение самих представителей ключевой группы МСМ в эту работу); изучили и прорекламировали людям, принимающим решения, правильные подходы к учету потребностей ЛГБТ на национальном уровне (итог — действующий тренд учета вопросов СОГИ в новых актах законодательства) и так далее.
Поэтому совершенно неважно, когда именно я пришёл в систему ООН, когда я из нее выходил и когда возвращался. Это все исключительно частные бюрократические детали, которые находят глубоко в тылу за фасадом сделанной работы. Может создаться впечатление, что я хвастаюсь. Да, именно это я и делаю. И делаю по той причине, что скорость позитивных изменений ниже порога восприятия человека из сообщества, который, в итоге, всеми этими результатами может пользоваться. Тем, кто постоянно следит за ситуацией, может казаться, что ничего не происходит. Это как в истории с улиткой. Глянешь на нее, понаблюдаешь пару минут — вроде, и на пару сантиметров не продвинулась, а между тем, за ночь она переползет поперек улицы.
Я хочу от законодательного уровня приземлиться на уровень, так сказать, повседневных гей-реалий. Берем тот же Hornet. Что было в начале? На 1 профиль с открытым фейсом 20 профилей без лиц, в лучшем случае — с частями тела. Наши парни предпочитали стоять в тени, даже находясь среди своих. А сейчас что? Большая часть профилей (я про Киев) персонализированы: народ не видит смысла прятать лица. Почему произошел такой тектонический сдвиг? А потому что поменялся общественный климат. Потому что к «обычным», «рядовым» геям (пусть простят мне такие слова) даже у самых идейных гомофобов практически нет никаких претензий: мол, живешь — и живи, только парадами по Майдану не ходи. По прайдам вопрос отдельный, но огромное расширение пространства нашей свободы и нашего комфорта как гей-сообщества — это прямой результат долгой и нудной работы гей-движения, которое камешек за камешком разрушало оплот общественного негодования по поводу открытых геев в нашей жизни.
Сейчас ты проводишь очень много тренингов. Мне рассказывали, что они великолепны, ты очень крутой и все такое. Что за тренинги, о чем они и для кого?
— Это правда. Я крутой. Потому что умею работать с аудиторией. Потому что очень различаю бытовое общение и профессиональную риторику + знаю, чем людей (коллег) задеть за живое. И при этом работать совершенно неконфликтно, по принципу синергии и взаимного интеллектуального и эмоционального обогащения (прости господи за саморекламу).
Бог простит. Лучше расскажи о каком-нибудь конкретном тренинге. Какой самый любимый?
Отсюда и далее — 18+
— Ну, самая любимая моя серия тренингов, вишенка на торте, так сказать, — это тренинги про небезопасное сексуальное поведение и, вообще, про секс. Точнее, про гей-секс. В этих тренингах мы выносим на свет божий то, что у нашего брата обычно сокрыто в ночных сумерках, в экстриме, даркрумах и на анонимных секс-пати, причем с картинками, умеренной долей здоровой научной теории и материальным реквизитом: в свое время закупили дюжину крутых секс-игрушек — и юзаем их прямо на тренингах (в смысле, обсасываем их назначение и риски неправильного использования). На этих тренингах, бывает, на пол проливается джейлюб (J-lube — лубрикант) и капает воск, не говоря уже о запахе амилнитрита в воздухе. Разумеется, все эти манипуляции — на уровне теории, но публике «заходит» очень хорошо, особенно соцработникам не из сообщества. Домой они приезжают реально просветленными.
Второй тематический блок — это все про адвокацию и PR, что «вы хотели знать, но не знали, как спросить». Мы же не сидим, как бабушка на лавочке, ожидая, что общественное мнение вдруг поменяется. Мы включаем механизмы форсированных изменений, а что да как — это как раз и является начинкой этих тренингов. Главное, что они для участвующих проходят по формуле «узнаем → учимся → делаем», и в этом ничего нет сложного, если знать секретные формулы алхимии пиара и работы с общественным мнением.
Есть еще серии «тренингосеминаров» для самых пассивных аудиторий — чиновников, врачебных методистов, собственно врачей и т. п., на которые люди попадают по принципу «нас начальство прислало». Но мы же понимаем, что люди — это всегда люди, а не истуканы. Всегда есть темы, на которые народ отзовется, а если не отзовется, то хотя бы возмутится. А стимуляция возмущения иногда применяется как первый шаг в «раскрутке» аудитории на включенность. Короче говоря, тренинговых ухищрений, как работать с любыми группами, — целый арсенал. Но я, кстати, владею далеко не всеми и многие из них не люблю. Например, я ненавижу разного рода энерджайзеры и движухи с телесным контактом между участвующими в тренингах. Именно поэтому — и тут пусть меня слушают те, кто тоже проводят тренинги или подбирают тренеров в свои проекты, — в напарни_ки/цы я предпочитаю брать коллег совершенно другого темперамента и с другими жизненными приоритетами, чтобы тренерский дуэт не выглядел как пара близнецов.
И еще один практический лайфхак насчет тренингов для тех, кто их проводит. Нельзя ставить тренинги в своей профессиональной работе «на конвейер», они от этого теряют в яркости, а тренера — теряют в отдаче от участвующих. Для меня с моей здоровой скрупулезностью достаточно пяти-шести тренингов в год. Зато я помню всех, кто прошел профессиональное обучение на моих мероприятиях, а люди запоминают меня, и, как правило, мы продолжаем общаться по профессиональной или даже личной линии и после тренингов…
