Жизнь, любовь и смерть Рудольфа Нуреева
Восемьдесят лет назад родился великий артист балета и хореограф – Рудольф Нуреев. Он был одним из многих беженцев из Советского Союза, но одним из немногих, покоривших мир. Он танцевал для собственного удовольствия, как и всякий художник, творящий прежде всего для себя, но даря свое искусство публике. При этом великая танцовщица Марго Фонтейн была уверена, что он «первый за долгое время артист, который танцует для зрителя».
Родился Рудольф Нуреев в поезде, шедшем по Транссибирской магистрали во Владивосток. Делясь воспоминаниями с Марго Фонтейн, он рассказывал, что появился на свет в движении с запада на восток, у кромки суши и моря, на границе Советского Союза – и его сердце уловило ритм поезда. В двадцать лет он стал артистом ленинградского балета Театра оперы и балета имени Кирова (ныне Мариинского), а пару лет спустя, в 1961 году, получил звание лучшего танцовщика мира. Но Нуреев не только танцевал с подлинной страстью, «будто на сцене для него решался вопрос жизни и смерти», как писал французский балетный критик Мишель Летелье. Он торопился жить, был неистов в любви. «Я не понимал, как этот бог, при свете дня гениально танцующий на сцене, с наступлением темноты превращается в демонического персонажа», - вспоминал его друг, хореограф Ролан Пети. В то время у Нуреева была тайная «мужская любовь» со своим бывшим наставником Александром Пушкиным. Отношения подобного рода считались невозможными в советском обществе и могли привести к лишению свободы на срок до пяти лет. А Рудольф любил свободу во всех ее проявлениях — свободу выражения, свободу чувств, свободу искусства, говоря, что только в танце он по-настоящему освобождается.
В 1961 году, находясь на гастролях в Париже, Рудольф Нуреев совершил свой «прыжок в свободу»: в аэропорту Ле-Бурже он буквально прыгнул от сотрудников КГБ в сторону французской полиции и попросил убежища по личным мотивам. В СССР он был заочно приговорен к семи годам исправительно-трудовых работ с отбыванием срока в колонии строгого режима как предатель Родины. Наутро после этого газета «Таймс» вышла с фотографией танцовщика и заголовком: «Они не посмели бы так сделать, будь он в России». По трагической иронии судьбы талант великого танцовщика раскрылся в полной мере уже на Западе, в том числе и в годы смертельной болезни, хотя сам Нуреев всегда подчеркивал, что «без его советского прошлого не было бы и западного будущего». Мишель Летелье писал, что «Солнце Запада по-новому осветило грани этой одинокой и яркой звезды». Париж, Копенгаген, Лондон, Вена, Нью Йорк и другие города мира были без преувеличения покорены его танцем. Зритель ждал его и его искусства. В Вене в ходе овации занавес поднимался более восьмидесяти раз – это был рекорд в истории театра. Несомненно, частью своей славы Нуреев был обязан своей истории беженца из Страны Советов, но верно и другое — целый век история балета не знала такой харизматичной личности, и Нуреев оставался единоличным лидером в своем искусстве.
Успехи сопутствовали ему и в личной жизни, чувства в обычной жизни были важны ему так же, как и страсти на сцене. Мишель Летелье вспоминал, что иногда казалось, будто «Рудольф использует повседневность как топливо для своего творчества": "Он старался поступать благородно, а если и расставался с кем-то, то делал это красиво, как и танцевал. Возможно, это не всегда было просто понять». Интриги с партнерами, считавшиеся неотъемлемой частью классического балета, он проживал до представления, в антракте и после. По слухам, у него были отношения с Фредди Меркьюри и Элтоном Джоном, и Нуреев сам немало способствовал тому, что в его жизни правда переплелась с вымыслом. Но главное — помимо балета, мирового признания, бурных романов и встреч на одну ночь — Рудольф умел любить. Первая «западная», по-настоящему свободная любовь была с великим датским танцовщиком Эриком Бруном. Нуреев называл Бруна любовью своей жизни: «Он так холоден, что похож на лед, но вы касаетесь его, и он обжигает вас». Их роман сочетал страсть и постоянное соперничество, разделялся огромными расстояниями и другими любовниками. В конце шестидесятых романтические отношения закончились, но любовь осталась. Спустя годы Рудольф успел попрощаться с умиравшим от рака легких Эриком: «Эрик дал мне свободу». Совсем иная любовь была у Рудольфа Нуреева с американским танцовщиком Робертом Трейси. Эти отношения продлились почти четырнадцать лет. «Он был доволен тем, что не отдал себя одному человеку. Я тоже был счастлив, поступая так же, как и он. Я был свободен и открыт. Это было в 1979 году, к концу гей-революции. Я никогда не думал, что он будет жить исключительно со мной. У меня тоже были парни и девушки», - вспоминает Трейси. Но как и предыдущая его любовь, эти отношения были насыщены страстью, давшей немало и высокому искусству Рудольфа.
В 1983 году Нуреев впервые обратился к врачу Мишелю Канеси (Dr. Canesi) с жалобами на состояние здоровье. Год спустя, у него обнаружили ВИЧ, при этом доктор Канеси предполагает, что болел Нуреев уже около пяти лет. Нуреев боялся показать свою болезнь до своей смерти, потому что думал, что это может стать препятствием в его карьере, а следовательно, всей жизни, ведь в 1984 году его искусство по-прежнему пользовалось большим спросом во всем мире. Рудольф Нуреев опасался, что некоторые страны, в основном Соединенные Штаты, могут отказать ему в регистрации, если он будет известен как ВИЧ-положительный. Перед смертью Нуреев дал разрешение врачу, чтобы тот рассказал то, что посчитает нужным. «Если я сейчас проясню ситуацию, это потому, что нет такой вещи, как позорная болезнь. Рудольф жил 13 лет или 14 лет с этим вирусом, благодаря его силе, его бодрости. Люди должны это знать. Он был слишком знаменит, чтобы скрыть правду» - сказал после смерти доктор Канеси (Dr. Canesi) в интервью французской газете Figaro. Артист балета Михаил Барышников так оценил это «завещание» Нуреева: «Как и всякий творческий человек, Рудольф очень хорошо чувствовал время и понимал, что уходит. Я думаю, что ему было страшно, но он нашел в себе силы поведать о своих страхах множеству людей».
