Прежде всего я личность, я женщина, я мать
«Восставшая из пепла» - это первое и единственное, что приходит в голову, когда нужно описать Ирину Белевцову. Яркая и уверенная в себе блондинка последние 15 лет защищает права ВИЧ-позитивных женщин в Молдове и открыто говорит о своем статусе. В ее прошлом было, пожалуй, все – наркотики, мультирезистентный туберкулез, депрессия, развод. Сегодня Ира – цветет и пахнет, продолжая воевать со стигмой и дискриминацией. Своими методами.
Ира, мы с тобой делали немало интервью, я, если честно, даже посчитать их все не могу. Поэтому, если ты не против, давай посвятим этот разговор новому этапу в твоей жизни. Чем ты сейчас занимаешься и кто ты сейчас?
Кто я сейчас? Хороший вопрос. Два с половиной года назад я тоже себе его задавала. Я всегда говорю, что прежде всего я личность, я женщина, я мать и я тот человек, который всегда готов нести людям какой-то смысл в их жизни. Не просто: работа, дом, работа. Я верю в то, что в жизни есть нечто большее, чем просто работа и просто семья. Возвращаясь к твоему вопросу – кто я сейчас. Я очень интересная личность, неординарная. Если же говорить о профессиональной деятельности, я национальный координатор в проекте ЮНЭЙДС по развитию менторства среди женщин, живущих и уязвимых к ВИЧ, по снижению уровня дискриминации и самостигматизации. В рамках проекта я провожу тренинги, консультирую, провожу исследования. Я не просто разговариваю с женщинами, а пытаюсь помочь им разобраться в себе, расставить по полочками свои желания и потребности. Мне очень повезло, так как у меня есть уникальная возможность делиться с женщинами, говорить с ними о нашей роли в социуме. Помимо этого я осталась руководителем организации «Mamele pentru Viata» и также я страновой представитель Евразийской Женской Сети по СПИДу.
Ровно год прошел с нашего последнего интервью, и как раз тогда в твоей жизни случилось не самое приятное событие – развод. Ты хочешь об этом говорить?
А почему нет? Я оказалась в ситуации, в которой оказывается много женщин. И не важно, какой у них статус, возраст или внешний вид. Я все больше и больше убеждаюсь, что ни одна женщина не застрахована от этого. Как бы больно не было это слышать, но это жизнь.
Как ты через это прошла?
Нелегко, однозначно. Но только, наверное, месяц назад, я почувствовала внутреннюю свободу. Это очень сложно описать. Благодаря этой ситуации я вышла на другой уровень внутренней свободы и гармонии. Я ничего не имею против мужчин, нет, я их очень уважаю и разумеется я хочу выйти замуж и думаю, что выйду. Но сейчас у меня такой период, когда я начала получать наслаждение от самой себя, от жизни, от внутренней свободы. И таких, как я, к сожалению, очень мало вокруг. У меня было 2 брака, и ни в одном из них я не чувствовала себя свободной. И мужья тут вообще не причем, абсолютно. Причина в моей внутренней программе, которая передавалась мне из поколения в поколение. Эта некая модель поведения идеальной жены, идеальной матери. И если смотреть на опыт или модель поведения наших родителей, бабушек и дедушек, то там женщины вообще не было. Там была жена и мама. А женщины, с её чувствами и желаниями, там не было. И я сейчас пытаюсь эту программу изменить. Я учусь жить в гармонии с самой собой, со своими чувствами. И знаешь, временами, мне бывает страшно. У меня же в общей сложности опыт 30 лет брака, а я только сейчас понимаю, каким он оказывается должен был быть.
Мне лет столько, сколько ты была замужем!
Ты представляешь! Мне, кстати, слово брак даже не нравится.
Ужасное слово, согласна.
Мне больше нравится «партнерство», потому что семья – это партнерство, это взаимодействие. Это как в команде, где каждый выполняет какие-то обязанности, берет на себя ответственность.
Помимо 30 лет в браке, ты 20 лет живешь с ВИЧ-статусом и много консультируешь таких же женщин. Скажи, у них сегодня те же проблемы, что были у тебя тогда?
Да, к сожалению, да. Те же самые, что были в 1998 году. А ведь сейчас 2021 год, 21 век. Но и сегодня, к сожалению, очень высокий уровень самостигматизации среди женщин, живущих с ВИЧ. Во всех аспектах. Я всегда говорю на тренингах, что самостигма появилась не тогда, когда поставили диагноз, а намного раньше, еще в детстве, в подростковом возрасте - у кого когда. Потом на протяжении жизни это все усугубляется, если человек не развивается, не работает над детскими психотравмами. До того, как я начала работать над собой как личностью, у меня был страх одиночества, и он был во мне давно, еще с детства. Он также был у моей мамы и передался мне. И когда мне поставили диагноз ВИЧ, первое, что всплыло в мыслях – я останусь одна, не смогу выйти замуж, потому что я ВИЧ-позитивная. Статус – он как лакмусовая бумажка, которая проявляет все внутренние травмы.
Когда ты находилась на грани развода, у тебя тогда хоть на секунду возникала мысль, что ты хочешь вернуться к наркотиками?
Нет, для меня наркотик – это убегание от проблем, это место, куда ты хочешь спрятаться. Учитывая мой прошлый опыт (Ирина 21 год в трезвости – прим.ред.), я же знаю, что там не спрячешься. Вообще от себя никуда не убежишь. Мне эти мысли давно не приходят в голову, это не выход, это не решение.
Ты можешь назвать себя сильной, независимой женщиной сейчас?
Не люблю это словосочетание, я себя никогда так не называла. Могу назвать себя самодостаточной, потому что я многое могу. С другой стороны, я бы все-таки хотела, чтобы рядом был мужчина, возле которого я буду чувствовать себя слабой. Потому что я не сильная женщина, я сильная личность.
У тебя двое взрослых дочерей - Яне 16, Александре - 34. Ты можешь сейчас сказать, что довольна тем, какими они стали и чему ты их научила?
Да конечно. Буквально на днях разговаривала с подругой из другого города, с которой мы часто общаемся онлайн. Она мне позвонила, и у меня в гостях была старшая, они познакомились, виртуально конечно. И после знакомства она мне пишет: «Такая красивая и умная дочка у тебя, видно, что она тебя очень уважает». Эти слова мне очень запомнились. Я благодарна Богу за то, что у меня такие дети. Они во мне видят здоровую и позитивную модель поведения женщины в семье и в социуме, я для них авторитет, не побоюсь этого слова. При этом, я ведь никогда не заставляли их меня уважать. Я просто жила, так как я жила. Когда 2,5 года назад я осталась одна, я даже тогда думала о своих дочерях. И понимала, что, во-первых, не стоит перепрыгивать в другие отношения. Нужно сначала разобраться с собой, понять, почему я попала в такую ситуацию. А во-вторых, я четко понимала, что в тот момент я своим примером показываю им, как надо вести себя в стрессовых ситуациях. Старшая мне иногда говорит: «Мама, ты такая молодец, ты такая сильная». Я горжусь тем, что дочки во мне видят положительный пример мамы, женщины и жены.
Ты потеряла маму, когда тебе было 44 года. И ты часто рассказываешь, что тебе ее не хватает. Когда ты развелась, эти чувства обострились?
Было такое. Это ощущение, когда ты одна и у тебя нет родителей, и нет родного близкого человека, на которого ты можешь опереться, - оно просто ужасно. Я несколько раз просто так ездила на кладбище, садилась около могилы, смотрела на фотографию и мысленно разговаривала с ней. Мне было так тяжело. Но сегодня я знаю, что я не одна, и почему-то верю в то, что наши близкие там на небесах помогают нам проходить через все, что нам стоит и надлежит пройти здесь. И я знаю, что мама мне помогает.
Точно.
Мы же все равно внутри дети своих родителей и всегда нуждаемся в них.
Ты можешь сказать, что в 50 лет жизнь только начинается?
Да, Лен, конечно. Я сейчас иногда чувствую себя, как подросток, мне даже как-то непривычно от этого. У меня столько энергии и мне ее надо куда-то отдавать. Я радуюсь каким-то очень обыденным вещами – солнцу, теплой погоде, я радуюсь тому, что у меня есть возможность сесть в машину, включить музыку, поехать куда-то, встретиться с подругой на кофе - и от этого я кайфую. Раньше я этого не могла себе позволить. Почему – не знаю сама. Знаешь, когда в 40 лет я вылечилась от туберкулеза, от которого лечилась полтора года, - я же тогда думала, что жизнь только начинается. А нет, сейчас тоже самое. Короче, она всегда будет начинаться.
Это прекрасно!