Коллаж: "Я вообще была ВИЧ-диссиденткой", - Полина Родимкина.

Собирая истории для рубрики, я часто пишу людям, с которыми не знакома лично. Просто нахожу их в социальной сети и предлагаю дать интервью. Полина Родимкина сразу откликнулась на сообщение, и через несколько дней мы уже беседовали по видеосвязи. В результате приятной и трогательной беседы родилась вот такая публикация из двух частей.

ЧАСТЬ I. ПРО СТАНОВЛЕНИЕ, ПРО ПУТЬ

Полина, прежде чем мы начнем, у меня формальный вопрос –  под каким именем представить Вас читателям?

Меня зовут Полина Родимкина. Это моя девичья фамилия, и когда я была Родимкина, со мной все это и случилось.

Расскажите, чем Вы сейчас занимаетесь и какое место в этом отведено равному консультированию?

Сейчас я занимаюсь многим, в том числе профилактикой: первичной, вторичной, третичной. Остается помощь «равный -равному», но уже не индивидуально, а чаще в групповом формате. Занимаюсь зависимостью, созависимостью и еще работаю в православном храме.

А можно подробнее. Эта работа проводится совместно с какой-то организацией?

Я сотрудничаю с разными организациями. Часто приглашает СПИД-центр на различные мероприятия, это все на волонтерских началах. Международная организация труда привлекала в проект, где мы выступали и как открытые лица, и как равные. Это был проект, охватывающий работодателей. Последние два года стала часто принимать участие в студенческих, молодежных инициативах по первичной профилактике, которые проводят различные организации.

У меня еще есть и своя организация. Но от нее ни одного проекта пока не реализовано. Сейчас я для этого созрела. Хочу грант, направленный именно на первичную профилактику. Мой опыт и наблюдения подсказывают, что остановить развитие эпидемии в стране получится только благодаря подрастающему поколению. Это наши дети. На самом деле, студенты -  это очень благодатная почва. Они подкованы и очень интересуются тем, как жить здоровой, качественной жизнью. Буквально сегодня у меня было подобное мероприятие в техникуме: проводили анкетирование, давали лекционный материал, дискутировали. В конце я задала вопрос о том, разговаривают ли они с родителями на эту тему. В классе стояла гробовая тишина. Я предложила им прийти домой и рассказать своим родителям о том, что они узнали на нашей встрече. Надеюсь, что через студентов мы еще прокачиваем и родителей. И если говорить о планах на грядущий год, хочу, чтобы профилактика стала моим приоритетным направлением.

А как называется Ваша организация?

Свердловская областная общественная организация «Шаги надежды». Под этим именем мы делали реабилитацию для людей, имеющих проблемы с употреблением веществ. Начинала ее практически одна с бюджетом, равным 0 рублей 0 копеек. В результате мы проработали три года. Это очень тяжелая работа, которая занимает все время, и практически не остается ничего на себя и личную жизнь. В какой-то момент поняла, что для меня это слишком дорого, и решила отказаться. Однако, параллельно я всегда работала со СПИД-центром. Причем не только со Свердловским, но и с Челябинским, Ямальским, Курганским центрами. Как правило, это про открытые лица. Сейчас в Екатеринбурге нас много, а долгое время я была одна. В Челябинске, Кургане, на Ямале нет открытых лиц.

Полина, Вы всегда выступали с открытым лицом или пришли к этому со временем?

Я вообще была ВИЧ-диссиденткой. У меня было полное непринятие. Я не ходила в больницу, не сдавала анализы, ничего не хотела слышать и видеть. Когда слышала по телевизору эту аббревиатуру, то сразу же его выключала. А потом началась «печалька»: проблемы со здоровьем, плохие анализы, лечение. Думаю, тогда произошло принятие, и я пошла работать волонтером. До этого я не знала, что есть какой-то немедицинский сервис поддержки для людей с ВИЧ. Там же впервые узнала о том, кто такие равные консультанты, и что такое «открытое лицо». Когда мне объяснили, что этот термин обозначает, я сказала «я хочу». Уже тогда у меня внутри было ощущение - я буду говорить так, что меня услышат. Потому что когда-то давно, в мои 16 лет, я не услышала профилактику, которую мне подавали. И далее в течение своей деятельности я всегда думала, что мы должны делать «вкусную» профилактику. По-моему, Свердловский центр СПИДа в этом очень преуспел.

Сколько лет длилось отрицание?

Пять лет.

Полина поделитесь тем, как Вы оказались в отрицании? Какие были барьеры, условия, приведшие к этому?

Во-первых, для 2002 года это был приговор. Во-вторых, как мне провели до- и послетестовую консультацию. Сейчас я специалист и знаю, что многое зависит от того, как человеку провели дотестовую консультацию. Мне-то это выплюнули в коридоре больницы, сказав, что «у тебя СПИД, и ты скоро сдохнешь». Представляете, какое у меня было восприятие, я же еще видела реакцию людей на эту фразу. Я жила в маленьком населённом пункте. Меня отправили сдавать эти анализы с предприятия закрытого типа. В скором времени о моем статусе узнали все коллеги и все односельчане. Для меня это был конец. Это было дно жизни. Я по натуре довольно мечтательная, и тут все мои мечты и желания разлетелись на мелкие осколки. И не было волшебника, который бы смог их собрать.

Плюс у ВИЧ есть латентная стадия, когда с телом внешне не происходят изменения. И когда не принимаешь статус, как будто цепляешься за эти идеи. Я ведь не знала даже, что есть такие ВИЧ-диссиденты, но цеплялась за малейшую возможность того, что это роковая ошибка. Я долгое время уповала на то, что это роковая ошибка.

А были попытки пересдать тест?

Нет, я просто закрылась в себе. К тому же в 2002 году не в каждом медицинском учреждении можно было сдать кровь на ВИЧ. А вообще я больше придерживалась идеи вселенского заговора. Одно время думала, что это происки врагов [американцев]. Что это, скорее всего, биологическое оружие, и уж коль оно придумано человеком, то есть и спасение от него в виде противоядия. Все это конечно от отсутствия информации. И самый основной фактор, что это «позорная болезнь».

А семья? Вы рассказали родным?

После того, как мне в больнице все это прокричали, я не могла переступить порог дома. Родительский дом – это детство, родители, это святое место, а я… Я сама себя заклеймила. Сейчас используют слово «самостигма», вот это про меня. Я никому не могла сказать. Через какое-то время открылась брату, и он очень бурно отреагировал, испугался. И для меня это стало еще одним подтверждением того, что никому говорить не стоит. И если бы не рождение ребенка - так никому и не сказала бы. Поскольку мне прочили смерть, так как роды занимают много сил, пришлось рассказать маме. А папе я так и не рассказала. Он умер много лет тому назад, но лично от меня так и не узнал.

Какой стала жизнь в этом маленьком поселке после того, как всем все стало известно?

Я была изгоем - это чувствовалось. Но уехала оттуда позже и не вынужденно, а осознанно, чтобы творить добро. А тогда я осталась. Конечно, это не звучало круглосуточно. Помуссировали какое-то время, потом при случае могли пальцем показать.

Полина, давайте перенесемся на пять лет в прошлое. Расскажите, как вы попали в эту сферу?

Мне уже назначили терапию. В очередной раз я пришла ее получать и попала на прием не к своему лечащему врачу, а к заведующей. Шел 2008 год, кризис. Он сразу коснулся тяжелой промышленности. А я из Челябинска – это город металлургов. Стали повсеместно сокращать расходы. И я тоже попала под сокращение. Заведующая почему-то сходу спросила, как у меня дела. Я сказала, что есть некоторые проблемы с работой. И она рассказала про организацию «Компас», где оказывали помощь людям, живущим с ВИЧ, дала мне их адрес. Я туда пришла и сказала, что пришла к ним работать. Они сказали, что работы нет, но можно быть волонтером. Я даже не знала значения этого слова. (Смеется).

Потом был мой первый проект по снижению вреда, так как вся моя жизнь до того момент была связана с употреблением и потребителями. Это было время героина. И мы выезжали туда, где его продавали, раздавали шприцы. В общем, работали по классической европейской программе снижения вреда – это то, что сейчас у нас, к сожалению, не поддерживается. Чуть позже я услышала про равных консультантов и про открытые лица.

После 5-ти лет в отрицании Вы словно сделали прыжок и погрузились с головой во всю эту деятельность.

Видите ли, к тому моменту все стало грустно и печально со здоровьем. А самое главное – я стала трезвой. И по натуре я не нытик. Для меня страшнее всего – бездействие. Эти пять лет были о принятии, а когда я внутри для себя приняла решение, то меня конечно уже было не остановить. И все действительно завертелось вокруг, так и по сей день.

А что больше всего Вы любите в этой работе?

В самом начале, в первое время – это признание. Представьте, когда ведёшь определенный образ жизни, и эта жизнь «ниже плинтуса». А тут ты вроде бы сразу становишься уважаемым. Мне нравилось, что я встала по другую сторону баррикад – вместе с врачами. Интересно узнавать много нового, тренинги в разных городах, разные люди. Началась «движуха», жизнь приобрела смысл. Это то, чего мне не хватало, то, что я всегда искала. Я понимала, что та работа - это не мое, что жизнь в том поселке - это не мое. И в широком смысле именно эта работа для меня была «глотком кислорода».

А сейчас какие у Вас отношения с семьей?

Хорошие. Я имею ввиду маму и брата. Мне даже кажется, что она с уважением относится к тому, что я выступаю с открытым лицом. А старший брат поддерживает. Говорит, что гордится мной и тем, что наша фамилия будет известна хоть добрыми делами. Да и родственники уже нормально относятся. Но моя главная поддержка – дочка. На самом деле, не зависимо от того, как относятся мои родные, я все равно буду делать то, что делает меня счастливой и наполняет смыслом мою жизнь.

Расскажите, где Вам еще довелось поработать?

Моей первой организацией в городе Челябинск был «Компас». Потом я работала в СПИД-центре Челябинска на какой-то ставке равным консультантом. Я приходила, мы сидели в кабинете с психологами и консультировали. Потом я переехала в Екатеринбург, здесь стала работать в центре СПИД. И мне довелось здесь быть у истоков становления равного консультирования для беременных женщин. Еще была работа на телефоне доверия, равное консультирование для женщин, экспресс-тестирование и т.д., всего уже не помню. Оттуда я ушла и устроилась в государственный реабилитационный центр. А спустя несколько лет работы открыла реабилитацию под началом своей организации. Сейчас я поработала немного с ребятами-общественниками в Екатеринбурге, но поняла, что в любом случае я самостоятельная единица. И поэтому буду развивать свою общественную организацию.

Ваше первое выступление с открытым лицом было к чему-то приурочено?

Лето 2010 года, снимал 31 канал Челябинска. Я еще никуда не собиралась переезжать. Снимали сюжет в кризисной квартире для женщин. Она находилась в центре города, на улице Российской, как сейчас помню. Приехала съемочная группа, постоялицы разошлись по комнатам, а мы прошли на кухню. Надо было выпить таблетки на камеру. Я что-то говорила, пила эти таблетки, давала комментарии. В общем, выходит сюжет – показывают стакан и руки. (Смеется). Но я все равно считаю его своим дебютом. В сюжете указывалось мое имя и за кадром шли мои ответы. Это была моя первая съемка. Я была дико разочарована. Я ведь ждала своего дебюта с телеэкранов всей страны. (Смеется). А потом, если честно, уже не помню. Наверное, понеслась. А здесь было столько всего сделано. Я, что могу, сохраняю в ВКонтакте для себя. Когда буду на пенсии, в минуты грусти буду смотреть и понимать, что жизнь прожита не зря. Но многое, увы, утерялось.

Продолжение следует…